Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №5 за 1998 год
По Чинару идти трудно: оба берега уставлены жилыми баркасами. Но это уже не гостиницы для туристов, здесь ютится местный люд — те, кому не нашлось места на земле. В плавучих бараках рождаются, живут и умирают. Одно поколение здесь сменяет другое. Старик, сидящий у окна-иллюминатора, вдыхает табачный дым из кальяна. А его сын, стоящий на корме, затягивается сигаретой. У его ног палубный кот — он отвечает за крыс, точнее, за их отсутствие на борту.
Наша шихара проходит мимо жилых баркасов так близко, что видно внутреннее убранство кают. Почти все речные жители — мусульмане, и на стенах прикноплены большие плакаты с изображением Мекки и главной исламской святыни — Каабы. Бородатые, словно голландские шкиперы, обитатели жилищ неторопливо пьют чай и слушают по приемничку призывы муэдзина к молитве. Но бить лбом о пол не торопятся: нынче они умеренные фундаменталисты.
Однако в конце 80-х — начале 90-х годов исламский фактор проявился в Кашмире весьма сильно. В этом единственном штате Индии, где преобладает мусульманское население, крайне сильны сепаратистские настроения. Начиная с 1989 года, сепаратисты, подстрекаемые из Пакистана, постоянно совершают террористические акты не только в самом Кашмире, но и в Дели. Наш челн, следуя вниз по течению, проходит мимо золоченых куполов индуистского храма.
Позолота сильно поблекла, храм давно не ремонтировался. По обеим сторонам от него высятся полуразрушенные дома — без окон, со следами копоти от пожаров. Рашид сообщает, что в этом квартале жили индусы, но после погромов 1989 года они бежали, оставив свои жилища. Так дома и пустуют вот уже несколько лет. К чести мусульман, они не занимают бесхозную жилплощадь, а ведь могли бы, особенно те, что безземельные и ютятся на воде. Но Кашмир — не Чечня, и право на частную собственность здесь еще уважают.
Чинар-багх несет свои воды в реку Джелум, по которой мы и будем сплав литься. Уровень воды нынче высокий и очередная железная задвижка, регулирующая сброс воды, приоткрыта. Он; нависает над речной гладью словно гильотина, и мы не без трепета проскальзываем под ней. Течение Джелума сильное, и оно сразу же подхватывает нашу шихару. Сринагар протянулся на шесть километров вдоль обоих берегов реки, выполняющей роль главной улицы и торговой магистрали.
За бортом остаются плавучие хибары и состоящая при них живность: овцы, козы, кошки, собаки, куры. И купола индуистских храмов со следами былой позолоты. И старинные мечети с возводимыми рядом новыми минаретами. И прачки, полощущие белье в мутных водах реки. И мальчишки, швыряющие с мостов камни в проходящие лодки. Сринагар — режимный город, и на берегах Джелума неспокойно. Как сказал бы поэт: «мосты повисли с блок-постами». Мостов здесь девять, и некоторые из них рассыпаются от ветхости. Неподалеку налажена паромная переправа. От лодочников требуется большая сноровка, чтобы проскочить под тросом, протянутым над рекой, и не врезаться в корыто, до отказа набитое пассажирами.
Больше двух часов наша шихара выбирается из Сринагара, но дома с резными украшениями никак не кончаются. Наконец мы выходим на речной простор и тут же упираемся в низкий пешеходный мост на деревянных сваях, переброшенный через Джелум. Для таких лодок, как наша, оставлен лишь небольшой проход у левого берега. Да и то, чтобы проскочить через узкую горловину под низким пролетом, мы должны снять тент и бамбуковые шесты. Узкое место проходим без потерь, и тут же нас встречают индийские автоматчики, дежурящие на береговом КПП. Обычный джентльменский набор: мешки с песком, бойницы, дула «калашниковых»...
Наших гондольеров здесь хорошо знают и проверку документов у нас с Томом не учиняют. Они — свои, а значит, и мы — наши. Офицер машет рукой: следуйте прежним курсом, но на свой страх и риск. И мы продолжаем сплавляться по течению — туда, где вдали высятся горы и где нас ждет озеро Манасбал...
Джелум тихо несет свои воды. Повсюду разлиты покой и умиротворенность. Шихара следует мимо стройных тополей, зелеными свечками стоящих вдоль берега. Ивы склоняются к воде; такое впечатление, что лодка идет по какой-нибудь южнорусской реке: те же цапли, те же утки. И только говор лодочников возвращает к реальности: их беседа идет на кашмирском языке; понятны лишь отдельные слова: Коран, иншалла, Исламабад, бисмшля... По частоте их употребления можно судить о том, куда обращен мысленный взор этих индийских подданных...
Наши гребцы — Амир и Мустафа — работают веслами, сидя по разные стороны кормы. На Джелуме нет рева моторок, лишь иногда попадается встречная лодка, груженная речным песком. Кок Мансур протягивает нам с Томом поднос, и мы пьем чай по-кашмирски, любуясь порхающими над водой голубыми попугаями и прочими птицами неземной красоты. Необычны здешние дятлы: у них полосатые грудки, и кажется, что они в тельняшках. Пернатая морская пехота усердно трудится, выискивая насекомых в коре тополей.
Впереди деревянный мост. Чем ближе подходим к нему, тем сильнее звучит российская тема. Здесь, на севере Индии, в декабре бывает ледостав, а ранней весной реки вскрываются ото льда. И чтобы защитить мосты от разрушения, их быки защищены деревянными ледоломами — точно так же, как на русском Севере. О краже технологии речи быть не может. Просто кашмирские плотники хотели как лучше, вот и получилось как у нас.
Наш кок переместился на нос шихары и приникает, булькая, к кальяну. Но кальян — слово персидское, и Рашид объясняет, что по-кашмирски это устройство именуется «джаджир». Оно состоит из металлической чашки, в которую кладется табак и угли. Чашка соединяется трубкой с сосудом, наполненным водой. Дым проходит через воду и, уже очищенный, поступает к курильщику.
За разговором не замечаем, как садимся на мель. Наши гребцы, стоя по колено в воде, стаскивают шихару с банки. Местная ребятня плещется в реке, и для них появление лодки с двумя бледнолицыми — целое событие. Дети делают вид, что помогают стаскивать наш челн, но лучше бы купались себе в сторонке.
Нарастает шум, слышатся крики: «Пен!» (Авторучку!) «Бакшиш!» У малолетних рэкетиров действенное средство: вокруг нас поднимается все больше брызг, и, в случае чего, они намерены нас искупать.
Обогнув коварную мель, разворачиваемся и гребем к правому берегу. Здесь, укрытый ивами, начинается канал, соединяющий нашу реку с озером Манасбал. При входе в канал — шлюз-гильотина, и мы ждем ее подъема. В деревеньке, стоящей при шлюзе, оживление. Видно, путешествующие нынче здесь редкие гости. Шлюз открывают вручную: гильотина поднимается над водой ровно на метр и не более. Мы с Томом ложимся на дно шихары. Наши лодочники снимают бамбуковые шесты, тент — и все это укладывают поверх наших тел. Мы чувствуем энергичные взмахи весел, слышны крики гребцов и болельщиков с берега. Шихара чалится к берегу, мы вылезаем из-под укрытия и видим перед собой... — очередной КПП и автоматчиков. Похоже, здесь, в плавнях, сепаратисты особенно активны...
Пока дежурный устанавливает наши личности, Мансур готовит обед на газовой плитке. Рядом с шихарой покачиваются лодки, выдолбленные из цельного ствола чинары. Это основной транспорт местных жителей. Местные гуси и утки держатся подальше от нашего кока и его сковородки.
Насытившись, мы начинаем подниматься вверх по течению. На одних веслах здесь не пройти. Лодочники энергично гребут, а Рашид отталкивается от дна шестом. Амир и Мустафа то и дело что-то ему кричат. Течение работает против нас, и скорость движения совсем черепашья. Бричка, влекомая лошадкой вдоль берега, легко обгоняет лодку.
А кок, знающий по-английски единственную фразу, почему-то постоянно спрашивает у нас: «Вы счастливы?»
Полчаса идем в форсированном режиме, на пределе сил. Работа вознаграждается сполна: перед нами открывается гладь Манасбала, обрамленная горами и усеянная огромными розовыми лотосами. Время близится к вечеру, здесь мы и заночуем. Шихара пробивается к берегу через лотосовые плантации. Кормчим приходится разгребать водоросли, опутывающие лодку. Место для стоянки выбрано хорошее: небольшая поляна, огороженная заборчиком, вверх от нее, уступами, уходит парк, весь в цветах и тополях.
Мы с Томом решаем прогуляться вдоль берега, до близлежащей деревеньки. Миновав парк, выходим на прибрежную тропу, любуясь лотосами. Наше созерцание нарушают шаги за спиной. Это нас догнал запыхавшийся Рашид. Объяснять ничего не надо, и так все ясно. Он думал, что мы останемся близ шихары и уже начал ставить палатку на поляне. Однако оказалось, что мы ушли без спросу, и Рашиду пришлось бросить все, чтобы сопровождать беглецов, — ведь он за нас отвечает.
Забавным это могло показаться лишь нам, новичкам, — дескать зря перестраховывается. Но когда, вернувшись с прогулки и устроившись в палатке, мы услышали звуки автоматных очередей, стелившихся над озером, нам стало не до смеха. «Совсем как в Белфасте», — говорю я Тому. «Похоже на Чечню», — развивает он мою мысль. Очереди слышны все ближе, но, к счастью, вскоре прекращаются.
